В ночь на 9 июля на 88-м году жизни умер художник Илья Глазунов. Сергей Простаков рассказывает, чем запомнится, пожалуй, самый известный среди широкой публики российский художник, имевший репутацию русского националиста.

Илья Глазунов родился в Ленинграде в 1930 году. Он пережил самую страшную первую блокадную зиму 1941-1942 годов, но остался круглой сиротой. Во второй половине 1942 года его вывезли по «Дороге жизни». Став художником с неоднозначной репутацией, он постоянно возвращался к теме Блокады. Из картины в картину у Глазунова встречался один и тот же сюжет: сгорбленная фигура человека, который готовится прыгнуть в ледяной омут невской полыньи.

Глазунов был настоящим «ребенком XX съезда». В годы Перестройки под этим термином станут понимать столичную фрондирующую молодежь. Запущенные в середине 1950-х годов социально-политические процессы были куда масштабнее, чем о них было принято думать в советские время. Уничтоженное в первые 30 лет советской власти гражданское общество в это время начало возрождаться. Это был сложный и тяжелый процесс. Но первые послабления хрущевской Оттепели позволили создать почву, на которой через десять лет стали прорастать идеологические течения, которым, казалось, не было место в советском социуме: появились либералы, новые левые, националисты.

Тридцатилетний Глазунов окажется у истоков возрождения русского национализма. В 1960-е годы интеллигенция обращается к дореволюционной истории, к православию, к опыту Белого движения и монархизму. В «России, которую мы потеряли» видят альтернативу советскому проекту, к этому моменту очевидно застагнировавшему. Картины Глазунова, в которых воплотились образы «исторической России», стали одним из маркеров времени.

При этом Глазунову удалось при всей своей правой фронде остаться легальным советским художником. Пока картины с древнерусскими князьями рисовались «в стол», Глазунов ездил во Вьетнам, Чили, Никарагуа, изображая социалистическое строительство в странах Третьего мирах. Если у кого-то есть желание осудить художника за двуличность, то его стоит скорректировать: и Андрей Сахаров, и Александр Солженицын достаточно долго оставались в легальном советском поле, критикуя строй.

Глазунов в своем творчестве воплотил русский национализм, которому до сих пор в России нет альтернативы. Это не гражданский национализм, а державнический, имперский, ищущий антирусские заговоры, которые равняются заговорам против власти. Такая позиция позволяла Глазунову писать официальные портреты советской элиты и устраивать выставки в Манеже, рисовать картины с Солженицыным в зэковской фуфайке и конспирологический символ «Всевидящее око».

И все-таки главной картиной Глазунова останется «Возвращения блудного сына» (1977), на который мальчик в джинсах припадает к рукам русского святого. Рано или поздно русские откажутся от всех новомодных западных течений (в том числе и марксизма) и начнут строить «историческую Россию», — однозначно считывали посыл картины современники.

Уже после распада СССР многие официальные, сугубо советские картины из-за изменившегося контекста приобретут новое звучание. Например, «Костры Октября» (1986), написанные к 70-й годовщине Революции, превратятся после 1991 года в портрет виновников национальной катастрофы.

Художник верил в особый путь России, но при этом любил и «историческую Европу». Глазунов обожал Венецию. Именно ее он избрал местом действия для картины «Закат Европы» (1994), в которой критикует наплыв мигрантов и размывание европейской идентичности. Можно спорить с идеями художника, но эта картина сейчас кажется более актуальной и публицистичной, чем 20 лет назад.

Главная трагедия в жизни художника случилась в 1986 году — покончила жизнь самоубийством его жена Нина Виноградова-Бенуа. Ей он посвятил свою, видимо, самую интимную картину «Наш Санкт-Петербург» (1994). В окне мы увидим все тот же блокадный образ ледяной полыньи, который не отпускал художника.

Широкой публике он был известен прежде всего своими масштабными политическими полотнами: «Мистерия XX века» (1978), «Вечная Россия» (1988), «Рынок нашей демократии» (1999) и другие. Мягко говоря, за эти картины художника критиковали, хотя и в не меньшей степени любили.

У Глазунова была яркая и успешная жизнь. Он достиг всемирной прижизненной славы, воспитал много учеников, стал самым известным для широкой публики российским художником. При этом в последние годы он мог быть особенно доволен. Кажется, впервые за всю его жизнь власть стала воплощать его картины в жизнь: вместо демократии государство строит град Китеж, американцы и Запад изображаются в официальных новостях так же как на его полотнах, «блудный сын» вернулся и тут же поехал на Донбасс. Но не стоит думать, что Глазунов в этой ситуации стал провластным художником — это власть стала глазуновской.