«Я считаю, что семья должна знать, кто нажал на курок»

— Все они заявляют о полной непричастности к совершению данного преступления. Только Анзор Губашев говорит, что он возил Беслана Шаванова к ГУМу, где в кафе «Боско» сидел Борис Немцов с Анной Дурицкой. Говорит, что он отвозил Шаванова к Большому Москворецкому мосту, но ему не было известно, что собирался делать Шаванов. Мой подзащитный Заур Дадаев непричастен к этому преступлению. В момент убийства он находился в съемной квартире на улице Веерной, дом 3. 27 февраля 2015 года была пятница, он был в мечети на Поклонной горе, потом в ресторане «Веселый Бабай» вместе с Русланом Геремеевым, после чего они вернулись на улицу Веерную. Геремеев остался в своей квартире, а Дадаев — у себя. Квартиры — рядом. Дадаев несколько раз за этот вечер приходил к Геремееву, и это должно быть отражено на камерах видеонаблюдения в подъезде дома.

— Мы пока не ознакомились со всеми материалами, и я не знаю, что есть в деле, что могло бы подтвердить алиби Заура Дадаева. Но у нас есть доказательства, что он не был на месте преступления. Он в это время общался с несколькими людьми: с кем-то по «вотсапу» общался, с кем-то по телефону. И мы предъявим эти доказательства. Если следствие истребовало биллинги мобильных телефонов, то мы уверены, что эти биллинги покажут, что Дадаев в это время находился дома, а не на мосту. Мы в ходе следствия уже заявляли об алиби и говорили, что у нас есть свидетели, которые его подтвердят. Мы знаем, что сотрудники правоохранительных органов оказывали давление на работников ресторана «Веселый Бабай», требовали от них, чтобы они не общались с адвокатами. Из ресторана изъяли жесткие диски, записи видеокамер.

— У меня есть такой принцип: если при первой встрече с подзащитным у меня устанавливается контакт, если подзащитный согласен, чтобы я был его адвокатом, я говорю: «У нас нет времени на раскачку, я требую рассказать все, как есть, даже если ты имеешь какое-то отношение к преступлению. Мы обозначаем нашу позицию, а если ты что-то скроешь, то в рамках уголовного дела или в судебном заседании это всплывет и нам помешает. Тем более мы пойдем в суд присяжных: это обыкновенные люди, которых обмануть невозможно, любая ложь будет заметна».

Он сказал, что к этому делу имеет такое же отношение, как и все остальные, кто находится под стражей. Помимо круга лиц, очерченного следствием, в их компании было еще много людей, которые приехали из Чечни. Это был целая компания чеченцев, они уезжали и приезжали: кто-то первый раз в Москве, кому-то в больницу надо, кому-то надо какой-то вопрос в Москве решить. И следствие обратило внимание именно на этих людей, которые бывали в этой квартире на Веерной улице в последнее время. А помимо них туда приходило очень много других людей. Они приходили к Руслану Гереемееву, который там жил. А он известный человек, вхож в окружение: к нему многие приходили с челобитными, ходатайствами, просьбами.

— Я спросил его, готов ли он пройти полиграф. Он знал точно, какие вопросы могут задавать на полиграфе. И я объяснил ему, что помимо вопроса «стрелял или не стрелял» его могут спросить: «Знал ли ты о том, что готовится преступление?» Я спросил его, готов ли он ответить на эти вопросы, или он на них завалится. Он ответил, что готов. Он парень серьезный, не балабол. Другой мог бы меня обмануть, но он не такой. Понимаю, что следователи не дали бы согласие на то, чтобы Дадаев прошел обследование на полиграфе: им это не нужно, потому что они знают, что он не совершал этого преступления. Кроме того, нет уверенности, что исследование на полиграфе будет независимым: все специалисты находятся под контролем спецслужб, и ни один не посмеет пойти против. И все равно я считал, что надо было бы провести настоящее исследование на полиграфе. Там должны присутствовать представители потерпевшей стороны, известные авторитетные правозащитники. И то, что Дадаев был готов пойти на такое исследование, убедило меня в том, что он невиновен.

Выдержки из протокола допроса Заура Дадаева от 8 марта 2015 года

— Естественно. Для расследования этого уголовного дела было задействовано человек двадцать. Эту следственную группу сопровождает главное управление угрозыска МВД России, московское управление уголовного розыска и ФСБ. Такая огромная следственная группа на сегодняшний день не нашла ни одного прямого доказательства, что в Немцова стрелял Дадаев. Это должны были быть показания свидетелей, опровержение его алиби. Например, говорят, что Шаванов и Губашев видны на записях видеокамер, которые установлены в ГУМе. Это и есть прямое доказательство, что они там были и следили за Немцовым.

— Это элементарно. Задержание производят оперативные сотрудники. На первом этапе по горячим следам никому неизвестно, кто, что и почему совершил. Это выясняется в ходе следствия.

Здесь проявилось и незнание политики, и незнание ситуации. Оперативники всегда наступают на эти грабли. Им главное, чтобы человек признался, а дальше, если что-то не так, они откорректируют.

— Да, Дадаев мне говорил: «Я их спрашивал, что я должен сказать? Я же не знаю, за что я убил Немцова. Я вообще не знаю, кто он».

— Когда до следователя дошло, что версия не «бьется»: он поднял информацию на Немцова, посмотрел, что Немцов про «Шарли Эбдо» ничего особенного не говорил, — и версия отпала. Есть такие вещи в интернете, которые сразу бросаются в глаза, если, например, начнешь искать что-то о Немцове. Он как-то мимоходом про это сказал, и никто на это особенно внимания не обратил. Даже при желании ни Дадаев, ни Губашев, ни Шаванов, ни один чеченец не могли бы сказать, что Немцов оскорбил пророка Мухаммеда. В первую очередь, бросилось бы в глаза, что Немцов собрал миллион подписей за прекращение чеченской войны. Вся Чечня знает, что Немцов фактически за нас заступился. И Дадаев как нормальный чеченец это знает.

— У меня было одно уголовное дело, и в рамках этого дела мы получили записи видеокамер с места события. Но там было плохо видно. Затем судья решил истребовать записи видеокамер въезда в Москву по основным магистралям, по которым ездят наши начальники. Там стояли и камеры ФСО. Суду предоставили эти записи, и записи этих камер отличались очень хорошим качеством: было видно, сколько человек сидит в машине, видны были головные уборы.

— Не знаю. Я уверен, что эти записи есть, они находятся у них в архиве, но они их не дадут. И я бы тоже хотел эти записи иметь, чтобы доказать, что мой подзащитный не был на мосту.

— Их вычислили по мобильным телефонам. Раскрытие любого преступления начинается с изучения биллингов. После того, как произошло преступление, специалисты берут в радиусе места преступления распечатки биллингов, им выдают все номера телефонов, которые зафиксированы в этом месте. И так они находят подозреваемых. Бывает, что человек, который первый раз идет на преступление, не избавляется от мобильника, иногда делает ненужный звонок. У меня неоднократно были такие случаи, когда телефоны, которые были приобретены на момент совершения преступления, затем раз или два использовались на один или два звонка не «по назначению» до или после преступления.

— Они запеленговали телефон Шаванова или Губашева, а они ведь контактировали с Дадаевым. Когда изучают биллинги телефонных разговоров, то анализируют звонки за какой-то срок, например, за месяц. Затем, когда определен один участник, определяют тех, кто с ним постоянно на связи. И определив одного, определили и остальных. Узнали, что они улетели из Москвы, и стали дальше их отслеживать. Потом посмотрели видеозаписи из аэропорта, а там Дадаев, братья Губашевы, Шаванов. И их стали «вести» дальше.

— Его вызвали, чтобы он подписывал бумаги об увольнении (из батальона «Север». — Открытая Россия).

— Он вообще не собирался уходить, но написал рапорт. Была договоренность, что если он найдет работу, то рапорт подпишут, не найдет — не подпишут.

— Я думаю, что были предложения, связанные с созданием охранных агентств для сопровождения наших уважаемых чеченских начальников. Встречать, провожать.

— Они (с Геремеевым. — Открытая Россия) давно вместе, давно служат, у них дружеские отношения. А с Кадыровым у Дадаева нет никаких отношений. Кадыров вообще обладает очень хорошей памятью на лица. Особенно на те лица, которые отличились. Когда происходят спецоперации, все лица, которые на первой линии, — они все заметны. И Кадыров их замечает. А Дадаев всегда на любой спецоперации был впереди. Он получил Орден Мужества, и Кадыров ему вручал еще много медалей за участие в различных спецоперациях.

— Тут есть масса вопросов, которые должны быть заданы Губашеву. Когда приехал Шаванов? Куда они ездили? В какое время они ездили? Что ему рассказывал Шаванов в машине? Кого он искал? Какова была причина? Есть такая тактика защиты: сначала даются короткие показания, затем следователь должен предпринять какие-то меры, допустим , провести отдельный допрос. Но следователь не хочет на эти показания реагировать, хотя это новая версия, новые обстоятельства.

— Им сейчас любым путем надо дело «загнать в суд», потому что первые лица страны уже заявили, что дело раскрыто, и теперь будем в суде разбираться.

— К Губашеву долго не мог попасть адвокат, которого для него нашли родственники. После того, как он до него добрался, Губашев уже был в истерическом состоянии. Он никому не доверял, он долго не доверял и этому адвокату Мусе Хадисову, пока до него не дошли письма родственников, что тому можно доверять. Губашев считал, что в отношении него готовится провокация. Его младший брат Шадид до сих пор находится в тяжелом психологическом состоянии. У него есть адвокат по соглашению, которого нашли родственники, а он по-прежнему не отказывается от государственного адвоката. Следствие устроило ему встречу с его сожительницей, она уговаривала его дать показания, убеждая, что тогда его и брата отпустят домой. В СИЗО «Лефортово» ему устроили встречу с братом Анзором. Тот тоже уговаривал его дать показания. И он дал показания, сказал, что слышал, что Дадаев употреблял гашиш, что слышал, как готовилось преступление. Но потом он от этих показаний отказался. Написал заявление, рассказал, как его уговаривал следователь Краснов, как его приводили в кабинет, как его брат уговаривал дать показания.

Выдержки из протокола допроса Анзора Губашева от 30 марта 2015 года

— Анзор Губашев сказал своему адвокату: «Сидят невиновные люди, я каким-то образом причастен, почему они должны сидеть? Вот я и хочу сказать, кто стрелял, кто там был, как это было». Когда адвокат Муса Хадисов вернулся со встречи с ним, он меня спросил: «Что будем делать?» Но мы же не могли ему навязать эту точку зрения. Нам легче было бы ему предложить вообще не давать показаний и взять 51 статью Конституции. Но мы решили, что он должен дать эти показания, раз он хочет.

— Этого мы не знаем. Теперь Губашев должен быть допрошен в полном объеме. А я встречаюсь с человеком, который должен мне рассказать о Шаванове, о подробностях его поездок на Украину.

— Да. Дадаев в Москве находится постоянно с декабря 2014 года. Шаванов прилетел 26 февраля, а 27 февраля он совершил преступление и сразу же улетел. Чтобы совершить убийство, он должен был быть кем-то ведом. Понятно, что Губашев не может быть организатором. Так что остается без ответа главный вопрос: с кем он общался, кто его выводил на объект? А вывести на Немцова, который постоянно хаотически передвигался, могли только специалисты.

— Да, безусловно.

– Ваша версия, что убийство Немцова было заказано украинской СБУ?

— У нас есть фактические обстоятельства: Шаванов ездил на Украину, был захвачен СБУ, находился в их руках две недели. Пока мы не узнаем, что там с ним происходило, у нас не будет картины преступления.

— Я могу сказать чисто по-английски, что это «возможно».

— Он подходящая фигура. Сакральная жертва, как говорят. Они рассчитывали на то, что если его убьют, то народные массы поднимутся на борьбу.

— Они просто не знают наш российский менталитет.

— Для любого расследования очень важно, как оно начинается. Если в самом начале что-то упустили, то дальше никакой работы не может быть априори. Почему на самом первом этапе дело было завалено? Оно было завалено, потому что каждая служба — а расследование сопровождали оперативники ФСБ и оперативники МВД — захотела отчитаться. Если бы так не торопились с задержанием людей, не торопились бы любым способом получить показания, доложить ВВП о раскрытии, то я уверен, что пусть медленно, пусть монотонно, но это преступление было бы раскрыто.

— Я думаю, это было его решением, он сам подорвался на гранате. Шаванов прекрасно понимал, что с ним будет в случае задержания. Он понимал, что не приходится ждать, что его допросят по закону с адвокатом. Он человек, который прошел через войну, через пытки, он знает, как похищали людей «федералы». В его представлении задержание — это пытки и смерть. Беслан Шаванов знал, что уехав из Москвы, Заур Дадаев пропал, о нем с 5 марта не было никаких вестей. И Шаванов, наверное, подумал, что если пропал Заур, то также бесследно пропадет и он. Он мог, конечно, впустить этих сотрудников, которые штурмовали здание, и взорвать их вместе с собой, но не сделал этого.

— Мы будем ее развивать до определенного момента. Но у нас нет возможности узнать все в подробностях. Пусть этим занимаются спецслужбы. Мы сейчас будет знакомиться с материалами дела и дадим им свою оценку. Я хочу, чтобы нас правильно поняли. Мы не идем на конфронтацию с системой. Но любое преступление — хоть мелкая кража, хоть убийство — должно быть досконально расследовано. Большая беда, что у нас все политизировано. Я считаю, что семья Бориса Немцова должна знать правду, должна знать, кто нажал на курок, и разобрать все по кирпичикам, чтобы была восстановлена вся картина того, что произошло на мосту.